Неточные совпадения
Засматривая в особенные лица цветов, в путаницу стеблей, она различала там почти
человеческие намеки — позы,
усилия, движения, черты и взгляды; ее не удивила бы теперь процессия полевых мышей, бал сусликов или грубое веселье ежа, пугающего спящего гнома своим фуканьем.
Повсеместно ныне ум
человеческий начинает насмешливо не понимать, что истинное обеспечение лица состоит не в личном уединенном его
усилии, а в людской общей целостности.
Я сделал
усилие освободить свой культ
человеческого творчества от этих элементов и направить его в другую сторону.
Просто-напросто все злоключения сами собой стали учащаться, наворачиваться друг на друга, шириться и расти, подобно тому, как маленький снежный комочек, толкаемый ногами ребят, сам собою, от прилипающего к нему талого снега, становится все больше, больше вырастает выше
человеческого роста и, наконец, одним последним небольшим
усилием свергается в овраг и скатывается вниз огромной лавиной.
Но они, которые могли бы общими
усилиями сделать
человеческую жизнь изумительно прекрасной и удобной, — они служат только богатству.
Не для услады своей и читателя рассказывает все это автор, но по правдивости бытописателя, ибо картина
человеческой жизни представляет не одни благоухающие сердечной чистотой светлые образы, а большею частию она кишит фигурами непривлекательными и отталкивающими, и в то же время кто станет отрицать, что на каждом авторе лежит неотклонимая обязанность напрягать все
усилия, чтобы открыть и в неприглядной группе людей некоторые, по выражению Егора Егорыча, изящные душевные качества, каковые, например, действительно и таились в его племяннике?
Савелий, Захария и Ахилла были друзья, но было бы, конечно, большою несправедливостью полагать, что они не делали
усилий разнообразить жизнь сценами легкой вражды и недоразумений, благодетельно будящими
человеческие натуры, усыпляемые бездействием уездной жизни.
Люди эти утверждают, что улучшение жизни
человеческой происходит не вследствие внутренних
усилий отдельных людей сознания, уяснения и исповедания истины, а вследствие постепенного изменения общих внешних условий жизни, и что потому силы каждого отдельного человека должны быть направлены не на сознание и уяснение себе и исповедание истины, а на постепенное изменение в полезном для человечества направлении общих внешних условий жизни, всякое же исповедание отдельным человеком истины, несогласной с существующим порядком, не только не полезно, но вредно, потому что вызывает со стороны власти стеснения, мешающие этим отдельным людям продолжать их полезную для служения обществу деятельность.
Историческая наука недаром отделила последние четыре столетия и существенным признаком этого отграничения признала великие изобретения и открытия XV века. Здесь проявления
усилий человеческой мысли дали жизни человечества совсем иное содержание и раз навсегда доказали, что общественные и политические формы имеют только кажущуюся самостоятельность, что они делаются шире и растяжимее по мере того, как пополняется и усложняется материал, составляющий их содержание.
Они намеренно, с
усилиями поднялись на точку равнодушия ко всему
человеческому, считая ее за истинную высоту; им не всегда надобно верить, что они без сердца, — они часто прикидываются такими (нового рода captatio benevolentiae [погоня за расположением (лат.).]).
— Есть люди… — сказала она и остановилась; она сделала над собой
усилие, чтобы казаться равнодушной, но не выдержала и посмотрела мне в глаза с ненавистью, которая мне была так знакома. — Есть люди, — сказала она, — для которых голод и
человеческое горе существуют только для того, чтобы можно было срывать на них свой дурной, ничтожный характер.
Местами воздух становится чище, болезни душевные укрощаются. Но нелегко переработывается в душе
человеческой родовое безумие; большие
усилия надобно употреблять для малейшего шага. Вспомните романтизм — эту духовную золотуху, одну из злотворнейших психических эпидемий, поддерживающую организм в беспрерывном и неестественном раздражении, поселяющую отвращение к всему действительному, практическому и истощающую страстями вымышленными.
Таким образом, развитие простых
человеческих стремлений совершается в добрых юношах без особенных героических
усилий; им хочется есть, им со всех сторон говорят: пойдемте обедать, и они идут.
Царство божие силою берется. Это значит то, что для того, чтобы избавиться от зла и быть добрым, нужно
усилие.
Усилие нужно для того, чтобы удержаться от зла. Удержись от зла, и будешь делать добро, потому что душа
человеческая любит добро и делает его, если только свободна от зла.
Быть может, более соответствует его высокому религиозному духу такая мысль: воскресение мертвых есть акт богочеловеческий, требующий соединения божественной благодати и
человеческого действия, и, признавая вполне божественную сторону воскрешения, человек должен проявить в нем участие своим встречным
усилием, собственным стремлением к воскрешению.
Иначе говоря, магизм уже подразумевает возникновение хозяйственного отношения к миру, —
человеческую актуальность, проявляющуюся в умственном, волевом и телесном
усилии, или в труде, и предполагающую наличность потребности, или хозяйственной нужды.
Человек делает в ней
усилие выйти за себя, подняться выше себя: в молитве Трансцендентное становится предметом
человеческого устремления как таковое, именно как Бог, а не мир, не человек, как нечто абсолютно потустороннее.
И первее всего ему надлежит памятовать, что софиургийная задача неразрешима
усилиями одного искусства и
человеческой воли, но предполагает и воздействие благодати Божией.
Все
усилия экономизма силою вещей направляются к увековечению жизни этого века, к отрицанию конца жизни как отдельной
человеческой личности, так и всего мира.
Таким образом, все высшие карательные меры не дают преступнику вечного успокоения в могиле, именно того, что могло бы мирить мое чувство со смертною казнью, а с другой стороны, пожизненность, сознание, что надежда на лучшее невозможна, что во мне гражданин умер навеки и что никакие мои личные
усилия не воскресят его во мне, позволяют думать, что смертная казнь в Европе и у нас не отменена, а только облечена в другую, менее отвратительную для
человеческого чувства форму.
Познай, что тщетны все
усилия человеческой воли, что не сам человек — творец своей судьбы.
Антиномия остается непреодоленной, и внутренний диалог
человеческой души, разрывающейся от мучительных
усилий разрешить проблему ада, продолжается.
Она без
усилия освободила свою талию и, что-то напевая, вышла из беседки. Володя остался один. Он пригладил свои волосы, улыбнулся и раза три прошелся из угла в угол, потом сел на скамью и улыбнулся еще раз. Ему было невыносимо стыдно, так что даже он удивлялся, что
человеческий стыд может достигать такой остроты и силы. От стыда он улыбался, шептал какие-то несвязные слова и жестикулировал.
Мемуары и сами-то по себе — слишком личная вещь. Когда их автор не боится говорить о себе беспощадную, даже циническую правду, да вдобавок он очень даровит — может получиться такой «
человеческий документ», как «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо. Но и в них сколько неизлечимой возни с своим «я», сколько
усилий обелить себя, обвиняя других.
Чаще и чаще просыпаются люди к разумному сознанию, оживают в гробах своих, — и основное противоречие
человеческой жизни, несмотря на все
усилия людей скрыть его от себя, со страшной силой и ясностью становится перед большинством людей.
Доктор растерялся и не знал, что сказать. Он понял, что фельдшер пришел к нему унижаться и просить прощения не из христианского смирения и не ради того, чтобы своим смирением уничтожить оскорбителя, а просто из расчета: «Сделаю над собой
усилие, попрошу прощения, и авось меня не прогонят и не лишат куска хлеба…» Что может быть оскорбительней для
человеческого достоинства?
В учении искупления два основные положения, на которые всё опирается: 1) законная жизнь
человеческая есть жизнь блаженная, жизнь же мирская здесь есть жизнь дурная, не поправимая
усилиями человека, и 2) спасение от этой жизни — в вере.
Никто не может сказать, на сколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов; и что на этом пути не положено еще умом
человеческим одной миллионной доли тех
усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров, и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.